I smell sex and candy. I hate being Willy Wonka's roommate.
Весь центр Москвы способен уместиться у божка на ладони.
Звенигородское шоссе кажется типичным производственным бесперспективняком с обносками ушедшей романтики в виде статуй подле стеклянного купола метро. Впереди расселся Макдоналдс, своей аппетитной вонью обдавая весь перекресток, справа находится аллея, не желающая подчиняться склону, а потому в конце нее — ступеньки, ведущие в безжизненное пространство из закрытых краснокирпичных зданий и металлических ворот. Спустись еще ниже, и начнется набережная. Там очень холодно зимой и стоит огромная стеклянная коробка 150 метров в высоту. Это Международный центр. Бывало, я захаживал туда курьером в феврале. То ли из-за субботнего холода, то ли по причине обывательской лени я ни нашел в тех местах ничего, кроме раздражения от простуженного горла и замерзших пальцев.
На деле, там неплохо, и мне не накладно каждое утро езжать туда из другого конца города, но уже теперь, когда весна, а офис мой находится на 2 километра ближе. Дорога почти не занимает сил.
Речь не об этом.
Вот стоишь ты на Звенигородском шоссе, у проходной комлпекса "Спектр", дома 3а, и решаешь, как провести тебе неожиданно выпавшие на руки часы. Скажем откровенно: я против укороченных дней. Они ломают распорядок и ожидание. Когда в твоей привычной жизни не остается свободного времени, то, стоит только ему появиться, как ты абсолютно не знаешь, что с ним, с этим временем, делать и куда себя девать.
Обычно я спрашиваю это у навигатора в телефоне, и он решает за меня. Он выбирает дороги, которыми ты сам никогда бы не пошел, потому как под рукой у тебя есть трамваи, электрички и такси. И твое свободное время превращается во время исследования города, в котором ты практически не был, несмотря на то, что здесь родился и живешь уже без малого двадцать лет.
Навигатор показывает в сторону Третьего транспортного, и ты шагаешь на пешеходную полосу, и Москва у тебя под ногами снова скатывается вниз.
Ты идешь мимо торговых центров, ларьков с хотдогами и газетными киосками, где-то красят бордюры, где-то буравят асфальт, солнце печет тебе в спину, сумка кажется тяжелее, и ты думаешь, какого черта ты опять тащишь с собой книгу, которую так ни разу и не открыл. Но все равно — хорошо. Кругом жизнь и вкус Дня Победы, плакаты и разноцветные патриотические граффити "помним, ценим и храним". Сперва ты натыкаешься на старый кинотеатр с арлекинской раскраской. Я не помню, как он зовется, но это один из тех кинотеатров, где знаменательные премьеры крутят не месяц, а круглый год, здесь показывали трансляцию "Франкенштейна" с Ли Миллером и Кэмбербертчем, а еще здесь бывают показы на оригинальных языках.
Рядом с этим театром, совсем неподалеку, стоит только пройти вперед метров 50 по сужающейся улочке, находится Центральный Московский зоопарк, а далее кольцо, Садовая-Кудринская, дома на ней века позапрошлого: широкая автострада впитывает в себя солнце, машины на ней кажутся крохотными, как букашки, между двух-трехэтажных зданий мелькают переулки и барские дворы, теперь это частные туристические фирмы, хотя чаще — какие-то министерства (и чего только они забыли здесь). Есть центры машинно-селькотранспортного производства, и таблички у них, как у домов-памятников, в которых обитали поэты.
А потом века сменяются.
В районе Арбатской встречает огромный Lotte Hottel пяти звезд. Оказывается, это самый роскошный отель Москвы; перед дверями — шар-глобус с объемным логотипом Аэрофлота. Но, глядя на всю эту первозданную роскошь, не могу не задаваться двумя вопросами. Первый: для кого это построено? И второй: почему это до сих пор никто не взорвал?
Возле Смоленки расстояния становятся шире и выкачивают в разы больше сил. На Третьем транспортном, недалеко от Арбата, живет давняя моя приятельница с миллионом правил, как следует жить, дабы максимально обеспечить себя комфортом. Мне лишь жаль, что за стремлением к уюту не положено начала путей хоть к какой-нибудь из высот.
Я снова не обратил внимание, что это было за голубое здание с белым кружевным орнаментом, свернув на Глазовский переулок. Далее он пересекается с Денежным, минуя перекресток и пройдя еще метров пятнадцать, сворачиваешь на Плотников — и снова направо, на Гагаринский.
Отсюда уже недалеко от Храма Христа Спасителя. Но мне на Гагаринский. На Гагаринском стоит дом, я знаю код от второго подъезда, и сейчас я сижу на скамейке и жду девяти. Из открытых дверей подвального магазинчика (а в центре нет больших продуктовых) слышится музыка из "Служебного романа".
Вся дорога до сюда заняла у меня около часа пятнадцати. Я рад, что успел записать все это; восторг уже почти ушел. После восторга приходит опустошение и равнодушное ничего, и я не могу вспомнить ни одной детали.
А, и еще. Кажется, это было на Глазовском. Из служебного подъезда выходил мужчина, прикуривая зажатую в губах сигарету, я машинально поднял взгляд и увидел табличку у подъезда: Международный фонд "За выживание и развитие человечества". Это заставило меня улыбаться.
Звенигородское шоссе кажется типичным производственным бесперспективняком с обносками ушедшей романтики в виде статуй подле стеклянного купола метро. Впереди расселся Макдоналдс, своей аппетитной вонью обдавая весь перекресток, справа находится аллея, не желающая подчиняться склону, а потому в конце нее — ступеньки, ведущие в безжизненное пространство из закрытых краснокирпичных зданий и металлических ворот. Спустись еще ниже, и начнется набережная. Там очень холодно зимой и стоит огромная стеклянная коробка 150 метров в высоту. Это Международный центр. Бывало, я захаживал туда курьером в феврале. То ли из-за субботнего холода, то ли по причине обывательской лени я ни нашел в тех местах ничего, кроме раздражения от простуженного горла и замерзших пальцев.
На деле, там неплохо, и мне не накладно каждое утро езжать туда из другого конца города, но уже теперь, когда весна, а офис мой находится на 2 километра ближе. Дорога почти не занимает сил.
Речь не об этом.
Вот стоишь ты на Звенигородском шоссе, у проходной комлпекса "Спектр", дома 3а, и решаешь, как провести тебе неожиданно выпавшие на руки часы. Скажем откровенно: я против укороченных дней. Они ломают распорядок и ожидание. Когда в твоей привычной жизни не остается свободного времени, то, стоит только ему появиться, как ты абсолютно не знаешь, что с ним, с этим временем, делать и куда себя девать.
Обычно я спрашиваю это у навигатора в телефоне, и он решает за меня. Он выбирает дороги, которыми ты сам никогда бы не пошел, потому как под рукой у тебя есть трамваи, электрички и такси. И твое свободное время превращается во время исследования города, в котором ты практически не был, несмотря на то, что здесь родился и живешь уже без малого двадцать лет.
Навигатор показывает в сторону Третьего транспортного, и ты шагаешь на пешеходную полосу, и Москва у тебя под ногами снова скатывается вниз.
Ты идешь мимо торговых центров, ларьков с хотдогами и газетными киосками, где-то красят бордюры, где-то буравят асфальт, солнце печет тебе в спину, сумка кажется тяжелее, и ты думаешь, какого черта ты опять тащишь с собой книгу, которую так ни разу и не открыл. Но все равно — хорошо. Кругом жизнь и вкус Дня Победы, плакаты и разноцветные патриотические граффити "помним, ценим и храним". Сперва ты натыкаешься на старый кинотеатр с арлекинской раскраской. Я не помню, как он зовется, но это один из тех кинотеатров, где знаменательные премьеры крутят не месяц, а круглый год, здесь показывали трансляцию "Франкенштейна" с Ли Миллером и Кэмбербертчем, а еще здесь бывают показы на оригинальных языках.
Рядом с этим театром, совсем неподалеку, стоит только пройти вперед метров 50 по сужающейся улочке, находится Центральный Московский зоопарк, а далее кольцо, Садовая-Кудринская, дома на ней века позапрошлого: широкая автострада впитывает в себя солнце, машины на ней кажутся крохотными, как букашки, между двух-трехэтажных зданий мелькают переулки и барские дворы, теперь это частные туристические фирмы, хотя чаще — какие-то министерства (и чего только они забыли здесь). Есть центры машинно-селькотранспортного производства, и таблички у них, как у домов-памятников, в которых обитали поэты.
А потом века сменяются.
В районе Арбатской встречает огромный Lotte Hottel пяти звезд. Оказывается, это самый роскошный отель Москвы; перед дверями — шар-глобус с объемным логотипом Аэрофлота. Но, глядя на всю эту первозданную роскошь, не могу не задаваться двумя вопросами. Первый: для кого это построено? И второй: почему это до сих пор никто не взорвал?
Возле Смоленки расстояния становятся шире и выкачивают в разы больше сил. На Третьем транспортном, недалеко от Арбата, живет давняя моя приятельница с миллионом правил, как следует жить, дабы максимально обеспечить себя комфортом. Мне лишь жаль, что за стремлением к уюту не положено начала путей хоть к какой-нибудь из высот.
Я снова не обратил внимание, что это было за голубое здание с белым кружевным орнаментом, свернув на Глазовский переулок. Далее он пересекается с Денежным, минуя перекресток и пройдя еще метров пятнадцать, сворачиваешь на Плотников — и снова направо, на Гагаринский.
Отсюда уже недалеко от Храма Христа Спасителя. Но мне на Гагаринский. На Гагаринском стоит дом, я знаю код от второго подъезда, и сейчас я сижу на скамейке и жду девяти. Из открытых дверей подвального магазинчика (а в центре нет больших продуктовых) слышится музыка из "Служебного романа".
Вся дорога до сюда заняла у меня около часа пятнадцати. Я рад, что успел записать все это; восторг уже почти ушел. После восторга приходит опустошение и равнодушное ничего, и я не могу вспомнить ни одной детали.
А, и еще. Кажется, это было на Глазовском. Из служебного подъезда выходил мужчина, прикуривая зажатую в губах сигарету, я машинально поднял взгляд и увидел табличку у подъезда: Международный фонд "За выживание и развитие человечества". Это заставило меня улыбаться.
