Wake Up, Sleeping Beauty

— Может, его бы стоило сжечь? — наконец подала голос Уиллоу, и удары молотка, разносящиеся эхом по округе и, казалось бы, заглушившие ее, неожиданно смолкли. Вольфганг выпрямился с шумным вздохом, широким жестом утер рукой льющийся со лба пот и осмотрел поляну.
— Слишком сухо. Рискуем устроить пожар.
Уиллоу пожала плечами. Ее пальцы вновь машинально высекли огонек из любимой зажигалки. Она опустила взгляд на лицо Уилсона, зеленовато-бледное, с проступающими темными венками под кожей, и то ли досадливо, то ли раздраженно щелкнула языком:
— Терпеть не могу гниль.
Она подошла к нему, опустилась на корточки, небрежно одернув юбку, запустила пальцы в нагрудный карман красного жилета, провела ладонью вдоль исхудалого тела, прощупывая наличие предметов сквозь слои изодранной грязной одежды.
— Уикерботтом, — обратилась она, изымая, наконец, из-за пояса небольшую записную книжку и тут же пролистывая пару страниц. — Сможете понять, что он тут поначерчивал? Вдруг, что-то полезное.
— Боюсь, я не физик, милочка.
— Но да все-таки.
— Абигейл не нравится то, что ты делаешь, — раздался откуда-то сбоку тихий тонкий голосок Венди, Уиллоу поднялась на ноги, криво и безрадостно усмехнувшись.
— Вот как? — Она отряхнула юбку и отдала книжку устроившейся на сваленном бревне библиотекарю. — Может, у Абигейл есть свои соображения насчет того, как нам выжить?
Венди промолчала. Она молчала весь последующий час, пока сгущались сумерки и Вольфганг, усердно фырча, сколачивал наспех шаткий кривой гроб, и все не могла отвести глаз от ученого, уложенного на земле, чьи недвижимые руки по воле Уиллоу нынче покоились на груди.
— Его все равно уже нельзя было спасти, — пальцы поджигательницы легли ей на плечи, но едва ли Венди испытывала огорчение от смерти. Пожалуй, для ребенка она была готова принять слишком многое.
Мим безмолвно вычерчивал горе у себя на лице.

— Закопаем завтра, — твердо решил Вольфганг. Кругом делалось все чернее, десять минут пешком до кострища, у устья реки, где остались их рюкзаки и котомки и поджидал тихо скулящий Честерфилд — никто не решился ночевать рядом с вырытой могилой.
Уилсона аккуратно опустили в новую «постель».
— Не закрывай, — одернула Вольфганга Уиллоу, когда тот собрался опустить сколоченную крышку.
— А звери?
— Все ж лучше они, чем совсем не дышать.
С ней никто не отваживался спорить: внутри нее звенела несгибаемая режущая сталь. Последней к гробу подошла Венди, вложив полевой тюльпан в холодные безвольные пальцы.
— Я попросила Абигейл приглядывать за тобой. — Шепотом сказала она Уилсону на ухо и быстро поцеловала в щеку, после убежав за остальными.

— Так что это за дрянь? — Вольфганг поднес к глазам небольшую занозу, еще вчера вечером вытащенную у Уилсона из руки.
— Сильнейший яд, мой милый. — Уикерботтом сняла очки, чтобы их протереть. — Кровь в венах стала вся сплошь черная, видели запястья? Не думаю, что мы встретили бы подобное в Англии. Минимум — на тропических широтах, а то, кто знает — быть может, и вообще нигде.
— Сколько ж еще дряни в этом мире, — процедила сквозь зубы Уиллоу, и пламя перед ней вдруг вспыхнуло, едва не опалив волосы склонившемуся над котелком Вэсу.


…а темнота, между тем, стала плотнее, чем душная густая ткань, и ветер сквозь нее просачивался медленно и робко, задевая ветви склонившихся над гробом дерев. Шелест листьев, едва смолкая, обращался в тихое пение, и ласковый женский смех разнесся по округе, опускаясь все ниже к земле.
— Ты, видимо, устал, дружок, — сказал кто-то, и над Уилсоном вдруг возникло лицо с пустыми черными глазницами. Что-то, похожее на руку, коснулось его щеки, пригладило волосы, обняло за плечи, приподнимая тело — и новый пульс втек в него через кончики вязких пальцев. — Вставай, спящая красавица, вставай! Они забрали все твои секреты. У нас с тобой слишком много секретов, о которых им не следует знать…

@темы: Don't Starve, Fanfics

---

Руки Чарли любят меня всю игру. Ради них я даже остаюсь немножко безрассудным

#охохо

@темы: Don't Starve

---

Не могу перестать играть за Уилсона. Столько персонажей в распоряжении, но этот малый окончательно завоевал мое сердце. Самодовольный мстительный ублюдок, злорадствующий над каждым обобранным кустиком, фхх.

@темы: Don't Starve

---

Уилсон — аристократ, носитель прошлого и уходящего упадничества и декаданса.
Вольфганг — коммунист, последователь новых политических ветров, сильный телом и духом посредству собственных убеждений.
Конфликт — красная чума минувшего столетия.

@темы: Don't Starve

---

Маленький хэдканноный факт.

У Уилсона дома была слуга; забавная старушка со скверным характером, ворчливая и впадающая в маразм. Приносящая ему еду на серебряном подносе, большую часть дел выполняющая машинально и заточенная только на то, чтобы эти дела выполнять. В ее голове не крутилось ничего, кроме: надо просушить крупу, накрахмалить рубашки, застелить матрас, послать Барни (соседского мальчика, который уже, впрочем, мальчиком не был, но у нее в голове время давно остановилось и потеряло ход) за продуктами в город, вычистить золу из камина и проч.
То, чем занимается на чердаке Уилсон, ее не особо колыхало. В ее представлении "ученые всегда занимаются ерундой, крушащей дом и родительское хозяйство". НТР обошла ее стороной. Также во время обеда (когда ей удавалось вытащить Уилсона из лаборатории) она постоянно жужжала ему в уши, что пора бы "молодому сэру" жениться.
— Вот Ваш батюшка, — вещала она ему скрипучим нудным голосом, как заевшая пластинка, — деловой, между прочим, человек...
Батюшку она ставила в пример всегда, как делала это в далеком уилсонском детстве, когда тот еще на горшок под стол ходил. В ее представлении, мальчики всегда хотят быть похожими на своих отцов. И она говорила о его отце, как о достопочтенном джентльмене, деловом человеке (непременно), сколотившем немалый капитал, хотя сама при этом не замечала, что они давно уже живут в нищете и дом разваливается, едва не осыпая их щепками с потолка. Уилсон не был ни деловым человеком, ни успешным ученым, его изобретения (которые были — безусловно) не пользовались спросом. Отцовские деньги он давно спустил на разработку того, что не было нужно людям, но в долги, думаю, не влезал.
Я вполне допускаю, что он заложил родительский дом, и поэтому жил в этой дряхлой облезлой конуре.
Но старушке было все равно. Она с детства была ему нянькой и любила его так, как приемная мать может любить ребенка.
Впрочем, беспрерывный цикл засел у нее в голове, как и она сама с годами перестала замечать мир внешний, живя воспоминаниями и образами из прошлого. Она даже не заметила, что Уилсон исчез. По ее представлениям, он мог отправиться куда-то, к кому-то, зачем-то. Хозяйские дела не должны ее касаться. И поэтому она до сих пор живет, убирая, подметая, готовя. Абсолютно — по инерции.

@темы: Don't Starve

---

Что есть фандом? Это "история на истории". Самые крупные фандомы вырастали на историях, в которых было множество пробелов. То есть, как одно из важных свойств "фандомного" сериала/фильма/произведения: в нем обязаны быть пробелы, чтобы людям было, что додумывать.

Истории, рассказанные сценаристами от начала до конца, не становятся фандомами. Фандомами становятся франшизы, которые задают мир и пласт персонажей, дают им одну нить, занимающую десятую часть всего мира, а с остальным — пожалуйста, пользуйся и верти, как хочешь.

Об особенностях Don't Starve как фандома я уже рассказывал здесь. Почему я изначально не увидел фандома в этой игре: в ней есть множество пробелов и... кажется, больше ничего. Вся игра — один сплошной пробел. То есть, если где-то есть каменистая почва, то Don't Starve — это просто воздух, в котором болтаются персонажи. Нагие, не свои персонажи без почвы мало кому нужны.

Но. Как оказалось после, Don't Starve — это не воздух, это летающие острова. И его история гораздо насыщеннее, просто она спрятана в статьях и дополнительных материалах. Именно поэтому я говорил о том, что для понимания сути в эту игру даже не обязательно играть. Приходя играть, Вы уже должны понимать, во что играете. Если нет понимания — нет и фандома, естественно.

_____________________________________

У игры есть место и время. Правда, они неточные, на них имеются только намеки: Максвелл жил в Лондоне, а Вольфганг — коммунист.

При взгляде на молот Вольфганг говорит, что молоту "нужен серп", намекая на государственную символику Советского Союза, принятую в 1918 г. Это позволяет предположить, что временные рамки игры ‒ 20-е гг прошлого века (либо анахронизм).

Первый персонаж, которого мы встречаем в Don't Starve — это Уилсон Персиваль Хиггсбери. Ученый, судя по всему, не особо удачливый, но от того не менее амбициозный и самонадеянный. Он аристократ и джентльмен, педант, боится пауков (important, лол), помешан на науке и, судя по всему, экспериментирует с тем, что люди зовут "магией". Полагаю, что и сам Уилсон не верит в сверхъестественное, но его цель — подчинить науке вещи необъяснимые, в чем он терпит фиаско, одно за другим. Если же на дворе и впрямь рассвет коммунизма, то становится ясно, почему Уилсон так и не был признан соратниками.

Он запирается в своей лаборатории, в доме, удаленном от цивилизации, где ставит эксперименты. В момент, когда его постигает отчаяние, рядом стоящее радио неожиданно оживает и предлагает ему запретные знания. И Уилсон идет на сделку, на него нисходит озарение, в результате чего он строит портал, при включении которого неведомая сила затягивает его в параллельный мир, полный кошмаров.

Правителем этого мира оказывается демон Максвелл. Кто этот демон и откуда он произошел, и что это за мир? В своих статьях разработчики дают следующее: в начале XX века жил некий фокусник по имени Уильям Картер. Нам представлена афиша его выступления, а на афише...

Вполне вероятно, что ранее Максвелл был фокусником, разработчики постепенно раскрывают перед нами историю его жизни, и вот еще одна данная нам деталь. Был ли упомянутый Джек знакомым или братом — пока неизвестно, как и то, какую роль он играет. Во всяком случае, ранее Максвелл был фокусником, а потом произошло что-то нехорошее, что-то такое, из-за чего он и стал демоном, являясь при этом жертвой и заложником собственного мира.

Внимание: спойлеры!

О том, что Максвелл является именно заложником, становится известно после прохождения приключений. Каждый уровень Максвелл встречает Уилсона определенной репликой, и каждый раз с переходом на новый уровень он все больше теряет контроль и выглядит все более слабым. Очевидно: Максвелл не хочет, чтобы Уилсон дошел до конца, но, добираясь до конечной цели, мы видим Максвелла... прикованным к трону, на котором его держат руки теней.
Рядом играет грамофон. Если его выключить, Максвелл поблагодарит Уилсона за это. И далее игра предоставит Вам выбор: освободить Максвелла или же оставить его на троне. Если выбрать первое, то руки схватят Уилсона и посадят его на трон, а Максвелл, сперва умерев, откроется как играбельный персонаж в режиме песочницы. Первое, что он скажет: "Наконец-то свобода".

Однако, будучи демоном, необходимость в свободе он не осознает. У меня есть версия, почему.

Концепция мира заключена в тенях.

Самым страшным врагом для героя является темнота. В игре у персонажа имеются три параметра, один из них — рассудок. Уменьшают рассудок многие факторы, но один из наиболее существенных — это наступление сумерек и ночи. При показателе рассудка, меньшего 30, из темноты начинают показываться кошмары, которые могут уже абсолютно реально атаковать героя. Но если против монстров всегда найдется какое-нибудь оружие, то против темноты есть только маленький огонек. Не дай бог остаться в темноте без источника света: Вы умрете через 10 секунд от двух ударов ночного монстра. Ранее его называли Грю, после у Грю появилось новое имя — Чарли. После начали говорить: Чарли — сокращенное от "Шарлотт". Темнота — это женщина, с которой, кроме Максвелла, более никто не был знаком.

Вырезка из вики-статьи:
Всеми любимого "Ночного монстра" на самом деле зовут Чарли. Так как играя за Максвелла, ночью, когда Grue будет нападать, можно увидеть такую фразу: "Charlie? It's me! Maxwell!" ("Чарли? Это я! Максвелл!"). Так же при розжиге костра Максвелл выдаст: "That will keep Charlie away for now." ("Это удержит Чарли вдали на некоторое время").

Есть версия, что Уильям и Чарли ранее были компаньонами (этому посвящен целый ряд артов) до тех пор, пока не произошло то самое нечто плохое, что сделало Чарли, бывшую ассистентку, ключевым и самым сильным обитателем мира, в котором, на деле, правит она, а Максвелла — прикованным ею на трон управленцем.

Темнота сводит героев с ума, рядом с ней они катастрофически быстро теряют рассудок. Иногда, при низком показателе рассудка, темнота протягивает к костру руки, пытаясь его затушить; в эти моменты из ниоткуда начинает играть колыбельная.

Максвелл, заточенный в темноте, и являющий собой демона безумен априори, темнота пропитала его настолько, что он получил возможность ею управлять. Она будет слушаться его, одно только "но": она никуда не намерена его отпускать.

Чарли и Максвелл — один из первых кислотных пейрингов, который влился мне в мозги. Демоническое хищное обожание Чарли и слепота Максвелла, привыкшего к этой темноте и этому обожанию настолько, что быть вне нее у него попросту нет потребности. Она возникает только тогда, когда он лишается трона. И вот что еще: темнота слепа. Оказываясь человеком, Максвелл не ожидает, что Чарли перестанет его узнавать. Но Чарли узнает только того, кто сидит на троне. Она не признает ни Уилсона, что заменит в полседствии Максвелла, ни самого Максвелла, она признает только одного — сидящего на троне Демона, управляющего ею и в то же время принадлежащего ей.

Фокусники всегда ставят эксперименты над своими ассистентками. И, если речь идет о престиже и тайных знаниях, о уровне более высшем, то следует понимать, какие последствия могут быть у этих экспериментов. Судя по всему, Уильям Картер этого не понимал.

_____________________________________

Второй пейринг, воодушевивший меня еще больше, это, безусловно, Максвелл/Уилсон. Не знаю, насколько здесь уместен слеш. Вроде бы, и вкусно, а с другой стороны включается вопрос по ограничительной #нахуя. Слеш в данном случае портит всю идею.

Вырезка из собственных рассуждений в диалогах:

В Максвелл/Уилсон я вижу свою прелесть и разделяю ее, но не в том значении пейринга, которое обычно приплетают.
Вообще, я порылся еще в Вики вчера, как-то от меня ускользнул тот факт, что Максвелл не хотел, чтобы Уилсон доходил до конца, и с каждым новым миром ему делалось все хуже. То есть, получается, что он этой свободы не хотел, ее осознание пришло к нему только тогда, когда он избавился от трона.
То есть, получается, что он действительно играет в свой мир, все эти люди, которых он сюда затащил — его игрушки, и пейринг Максвелл/Уилсон — это просто один из целой череды точно таких же пейрингов, смысл: кукловод/игрушка с определенным характером.
Каждая игрушка уникальна, для каждой Максвелл может создать свою череду кошмаров. Он играется с их сознанием, потому что в этом мире практически от всего падает рассудок, в особенности, от теней, чьим воплощением и является Максвелл.
В виду этого, я допускаю, что играться с Уилсоном Максвеллу будет интереснее всего до определенного момента.
Во-первых, потому что он алчен, как, наверное, больше никто. До знаний, но какая разница, алчность остается алчностью, к чему бы она ни была приписана. Уиллоу тоже алчна до огня. Но разница в том, что Уиллоу ее алчность делает сильнее, потому что эта жажда опасна — и не только для нее. А Уилсона она делает очень легким объектом для манипуляций, как и прочие его слабости. Например, амбиции. Вера в собственный ум. Он так много говорит об этом, что не взять его на "слабо" просто невозможно.
Так что, в принципе, он больше всех раззадоривает проверить себя на прочность именно из-за своей самонадеянности.
И мне нравится идея Уилсона, который постепенно обращается в свою же dark!версию. В виду того, что он ученый, рассудок для него является чуть ли не главным. Думаю, что Уилсон склонен ко многому относиться скептически. Уилсон отрицает все, что незакономерно, нерационально, нелогично. И тут Максвелл дает ему целый мир нелогичных казусов, ставя на свою сторону шахматной доски безумие, которое для Уилсона непереносимо более всего, потому что его вера заключена в совершенно противоположном. Демоны всегда идут от обратного. В Don't Starve тени являются воплощением безумства. И мне как-то очень сильно запала в душу идея с Уилсоном, которого поглощают тени, вот именно сам процесс, когда он противится, а те просачиваются у него через грудную клетку. И на фоне этого — Максвелл, который сам безумен настолько, что темнота подчинилась ему.

_____________________________________

Последний персонаж, до которого мой мозг уже успел добраться, но еще не до конца его переварил. Уиллоу, поджигательница, пироманьяк.

Основной канал СПГС: пиромания и психозы, связанные с ней; выведение причин и следствий, которые заложили бы фундамент для биографии.

Уиллоу преподносится нам как девушка с весьма скверным характером. Она цинична, восторженность — явно не ее черта. У нее весьма своеобразное чувство юмора, она рациональна, последовательна и логична. Одно "но": у нее бывают помутнения рассудка, которые звучат как burn! burn! BURN! — и лес вокруг пылает. Создатели наделили ее особым агрегатом (точнее, наделят в последующем обновлении) — зажигалкой, которую та всюду таскает с собой.

Забавно представлять их в паре с Уилсоном: по характеру она видится более стойкой и сильной.

Имеются некоторые наброски на данный пейринг (пока еще сыры):

Уиллоу опасна, жестка (но не жестока), однако при этом все еще во многом остается девочкой, хотя умеет выживать. Более того, мне кажется, она всегда ею будет, это какой-то синдром Питера Пена. Все дело в том, что ей жутко нравится играть. У нее темное прошлое, она совершенно точно безумна — уже, заведомо. Ее пиромания — это вечная борьба с самой собой, потому что если она слишком увлечется в своей игре, то она погибнет от собственных рук.
Мне кажется, в этом и заключается главная игра между ней и Максвеллом. Уиллоу алчна, как и Уилсон — но уже до безумия, ей главное его не "переесть". Для нее это конец. Ее нахождение в этом мире дает ей свободу, которая в мире реальном была невозможна: ее бы просто упекли в психушку. А так она вольна. Чем больше свободы, тем сильнее растет внутри нее алчность. У Уилсона эта алчность хотя бы статична, его можно поймать на уловку, но сама по себе она не способна его уничтожить. А Уиллоу — сама себе обрыв под ногами.

Теперь Уилсон. О его рассудительности и рациональности я уже говорил. Добавлю еще, что какие-либо человеческие чувства он склонен объяснять типичными химическими реакциями организма. Он во многом циничен, и эта циничность работает, если речь идет о простом человеке.
Уиллоу же способна вызвать в нем целый ряд внутренних дисперсий. С ней не получится быть равнодушным, потому что в противном случае он, вероятно, будет одной из причин ее смерти. Думаю, что вопреки всей своей напускной аристократичной рациональности, Уилсон добрый человек, а доброту нельзя объяснить химическими процессами. Плюс ко всему, он джентльмен, как мы помним. Одна единственная встреча с Уиллоу подсознательно повесит на него бремя ответственности за нее. Даже если они просто пересеклись единожды, он все равно будет пытаться ее находить, время от времени, просто чтобы убедиться, что с ней все в порядке.
Он не создан для опасности, как и для безумия. В конце концов, он просто не герой. Уиллоу самодостаточна и твердая, как сталь, но, между тем, очень одинока, гораздо больше, чем кто-либо еще из персонажей (ну, мне так видится). Человек, избравший себе в качестве единственного друга опасную стихию, возведший ее для себя в культ, потому что кроме этой стихии у него ничего нет — это человек, который познал отчаяние. Ни Венди, у которой есть ее сестра и которая ребенок, потому много не осознает, ни Вольфранг, который вообще крайне легко переживает все внутредушевные передряги, ни даже Вэс, который может просто жить и радоваться существованию, ни кто-либо еще и ни Уилсон, у которого есть наука. У Уиллоу есть то, что не должно являться другом, но что она считает другом. Когда она увидит участие со стороны Уилсона, подсознательно он будет все больше заменять для нее ее огонь. Потому что Уилсон — это человек, которому не все равно.
Ну и, разумеется, в ней будет жить противоречие. Даже не знаю, как назвать... "Огонь ревнует"? Желание "подружиться втроем"? Она будет смотреть на Уилсона и думать об огне. И когда-нибудь она решит, что в огне он будет смотреться куда лучше, чем сейчас.

Если приплести к этому еще и поглощение Уилсона тенями, это будет просто кинк, ну, лично для меня. Поглощение Тенями есть обретение какой-то власти. Чтобы выжить, Уилсону нужно допустить нотку безумия в собственный разум, отравиться им. От этого Теневой манипулятор (машина, доступная в игре для проектирования, но любые получаемые при помощи нее устройства снижают рассудок, будь то оружие или броня). Наука + безумие. Но допустить безумия в собственный чистый разум для Уилсона — серьезный шаг. В то же время, если речь идет о присутствии Уиллоу в его жизни, то у него нет особо выбора: либо отравись безумием и стань сильнее, чтобы выжить, либо сгори дотла.

Хотя, согласно игре, огонь не причиняет Уиллоу вреда, но думаю, это от того, что она долго училась и не боялась учиться обращаться с ним. В рамках фандома я допускаю следующее: если ее безумие зашкалит, то огонь может выйти из строя и ее погубить.


Остальные теории, версии, додумки и домыслы лежат пока в разработке. Ну и напоследок хотелось бы поделиться:

+ несколько артов, которые особо запали мне в душу:
Арты от ZombiDJ: 1, 2, 3, 4, 5.
Арты от mustachossom: 1, 2, 3 (боже, как ему идет боль), 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10.
Арты от telkhenveil: 1 (самый потрясающий dark!Уилсон ever), 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10

@темы: Don't Starve

---

Ну так вот, пора бы что-то осмысленное выдать в свет. Последнюю неделю хожу с ощущением, будто нихуево так ширнулся, и до сих пор бьет в голову. У меня такое же опьянение было после "Утопии" и "Шерлока", а значит, это надолго.

Во-первых, скажу сразу: не знаю, насколько обязательно играть в Don't Starve, чтобы уловить суть. Как по мне — не обязательно. Я наткнулся на эту игру до нелепости забавно: Лакин кидал мне видосы с Эль Бро, и тут я сбоку увидел необычную обложку на одном из "похожих", и внезапно перешел на видео от обзорщика, которое представляло непосредственно сам геймплей.

Собственно, вот данное видео. Хованский разделил свое "выживание" на несколько частей, и я так залип, что не мог оторваться от монитора еще часа полтора. Виной ли тому само действо или же комментарии Юрия, сие действо сопровождающие — черт его знает. Просто я залип, и мне было хорошо, и мне захотелось попробовать.

Проба забрала у меня остаток тех выходных. Я упорно и долго начинал игру/умирал. Цель и смысл игры — выживание. Сбор провианта, освоение новых территорий, приручение монстров/убегание от монстров/борьба с монстрами — ни в коем случае не напрямую, иначе Вам не выжить, хитростью: установкой ловушек, натравлением на врага врага другого, поджиганием окрестностей, чтобы был урон от огня... Много тактик, в общем. Игра заставляет анализировать и думать. А чтобы было чуточку попроще, есть потрясающий Вики-сайт.
Его необходимость я понял в тот момент, когда ночью по привычке рубил себе дрова на базу, а тут одно из деревьев встало из-под земли и поперло на меня со всей своей древесной страстью. Пересравшись, я осознал, что со всем непонятным надо обращаться к "уважаемым знатокам".

В игре есть два режима: режим песочницы (то есть, судя по всему, бесконечный процесс на заточку Ваших навыков) и режим приключений (куда лучше не соваться, пока не научитесь играть в песочнице). Режим песочницы дает Вам просто знакомство с миром и его законами. Из сюжетных составляющих Вам дана всего одна: ученый Уилсон был притащен в этот мир демоном Максвеллом, и если он не научится в этом мире существовать, он попросту умрет. Смерть является завершением всего Вашего прогресса. Вы не можете перезагрузиться, отмотать время и т.п. и т.д. Если Вы умерли, значит, умерли. Все, лавочка закрыта. Единственный способ избежать печальной участи — это найти/сконструировать что-то воскрешающее.
По мере игры Вы накапливаете очки, которые считываются с Вас по завершению. Благодаря этим очкам Вы можете открывать для себя новых играбельных персонажей, каждый со своими особенностями и заебами. Да, именно заебами. Но о них позднее.

Список этих персонажей постоянно обновляется, на данный момент в игре есть:

• Уилсон (самонадеянный и амбициозный ученый-аристократ),
  
• Уиллоу (маньяк-пироманка со стервозным характером и своеобразным чувством юмора),
  
• Вольфганг (силач-циркач-коммунист с усами уенного отца),
  
• Венди (девочка, говорящая с мертвыми, живое воплощение Бертона в личике сироты с золотыми косами),
  
• WX-78 (робот с рядом своих машинно-роботских бонусов),
  
• Уикерботтом (мадам Бальзаковского возраста и дохуя умная библиотекарша),
  
• Вэс (виктимный, слабенький, но до жути милый мим),
  
• Его Величество демон Максвелл (как и Вэс, становится играбельным после прохождения приключений).
  

У каждого персонажа — свой характер, свой набор реплик, этот характер обрисовывающий, свои особенности и свои бонусы. Подробнее о каждом из них можно прочитать, опять же, на Вики.

Как я уже говорил неоднократно, в игре есть множество отсылок к всяческим СПГС-ным штучкам. Как пример:

Фамилия Уилсона — Хиггсбери — возможно, явялется отсылкой к знаменитому бозону Хиггса.

Вполне вероятно, что образ Максвелла был заимствован из романа М. Булгакова "Мастер и Маргарита".

Ночной монстр (Грю) — монстр являющийся самим олицетворением темноты. И, хотя в Don't Starve темнота зовется Чарли, имя Грю универсально.
Grue (произн. "Гру" [gruː], от англ. "grue" - "вздрогнуть от неожиданности", "испытывать неприязнь") — выдуманный монстр в текстовых компьютерных играх (Zork, Planetfall, ADOM, Dungeons and Dragons). Обитает во тьме, боится света, нападает на путешественников, по неосторожности зашедших в темноту. Нападение в темноте grue на героя означает мгновенную и неотвратимую смерть.

В общем, это все прекрасное из прекрасных. Стиль Бертонского Хоррора давно любим моим сердцем. Осталась одна деталь: probably, геймплей в чистом виде не даст никакого осознания фандома, как и то, что этот фандом в принципе имеет место быть.

Поэтому идем дальше.

@темы: Don't starve

---

28.06.2013 в Skype™

Пишет  Catherine Earnshaw:

Гммм. А Уилсон, однако, если верить вики-статье, брезглив. И трепетно относится к внешнему виду своему. И боится насекомых, в особенности, пауков.

В этом пейринге мужик точно Уиллоу. =/

Собственно, по мотивам.

#упрт

@темы: Don't Starve

---

Кошмары разных форм и стилей, пыльные, заплесневевшие, ловящие блики, мокрые от дождя, пахнущие кровью и летним остывающим асфальтом. Мне бы хотелось каждый ночной кошмар набирать в колбочку, наверняка нашелся бы покупатель.

Nigthmares from Caelibem on 8tracks Radio.

Добавьте Ваш кошмар в чай с ромашкой и выпейте на ночь. Не переусердствуйте, иначе сон может выйти чересчур реалистичным. • Charlie Clouser - Main Titles • Voltaire - When You're Evil • Bernard Herrmann - Twisted Nerve • Takanashi Yasuharu - Jigoku Nagashi • Jill Tracy - The Fine Art of Poisoning • Poets Of The Fall - The Happy Song • Jason Graves - Twinkle, Twinkle, Little Star • Musical Shelter - 1930, Underground Casino

@темы: Music

---

Don't Strave не отпускает третьи сутки. Мне не дает покоя, что нас так мало, и вот я осознаю, что у меня есть потребность в создании какого-то круга, который бы мог разделить со мной этот интерес. Я не сумел найти ни одного более-менее живого сообщества. Я еще не решил, стоит ли создавать свое, но мне нужно говорить и получать обсуждение в ответ.

Есть тенденция: не заморачиваться на большие фандомы. То есть, люди, не знакомые, скажем, с сериалом в дурилион серий, едва ли станут наверстывать упущение в 7 снятых сезонов по той причине, что совершенно справедливо не считают это упущением.

С играми тенденция та же. Правда, в играх нет сезонов, но на игры, в представлении больишнства, нужно точно также потратить дохрена времени, чтобы вникнуть в суть, да еще и не факт, что воодушевишься.


Don't Strave отличается от большинства игр. Он отличается от всех фандомов в принципе. Чем?


Представьте, что Вам в руки дают словарь. То есть, прямо так: не книгу с рассказанной историей, не диск с фильмом, а просто словарь. Список. Перечень объектов, дополненных визуальной картинкой. Сама по себе игра — не более, чем симулятор-выживалка, и вот тут важно: если выбросить из рук данный вам словарь, то от игры и впрямь не останется практически ничего.

Вся прелесть игры в том материале, который содержится в ней. Который, к слову, зачастую не нужен для самого геймплея. Весь геймплей состоит из функций: строить, питаться, драться и — исследовать. Для чего исследовать, если это не нужно для игры? Для чего вообще знать, что якобы создавший весь игровой мир демон ранее был фокусником? В чем смысл, когда оказывается, что этого демона зовут Максвеллом, и что в физике явление "демона Максвелла" занимает полноценную нишу?

Ответ: ни в чем. У этого нет смысла. Кроме, разве что, одного: все эти детали являются не просто деталями, они являются готовым конструктором, из которых можно лепить собственные истории. Сюжет равенством в одно ключевое действие (попадание персонажа в мир Маквелла) дает один опорный толчок, площадку и множество деталей. Все.



Людям, которые привыкли, что сценаристы и режиссеры берут их за руку и ведут, как на блюдце с голубой каемкой подавая им характеры, фобии, симпатии и драму героев, здесь нечего делать. Люди, которым всегда было интересно созедать, откроют для себя в этом целую вселенную.

И, к слову: вес установочного файла игры едва ли превышает 100 Мб.

+ Краткое описание

@темы: Don't Starve

---

Отпусти меня, дурман-трава. Don't Starve прекрасен. Артер прекрасен. Дайри прекрасен.

Поджигательница Уиллоу и Ученый, в глазах которого застывает страх перед сожжением.
— Я сделаю тебя намного красивее.
По канону Уиллоу возраждается в игре с мыслью: все вещи красивее, когда они горят.

22.06.2013 в 13:09

Пишет Catherine Earnshaw:

I'll make you much prettier

@темы: Don't Starve

---

И пришли на другой берег моря, в страну Гадаринскую. И когда вышел Он из лодки, тотчас встретил Его вышедший из гробов человек, одержимый нечистым духом, он имел жилище в гробах, и никто не мог его связать даже цепями, потому что многократно был он скован оковами и цепями, но разрывал цепи и разбивал оковы, и никто не в силах был укротить его; всегда, ночью и днем, в горах и гробах, кричал он и бился о камни.

Увидев же Иисуса издалека, прибежал и поклонился Ему, и, вскричав громким голосом, сказал: что Тебе до меня, Иисус, Сын Бога Всевышнего? заклинаю Тебя Богом, не мучь меня! Ибо Иисус сказал ему: выйди, дух нечистый, из сего человека. И спросил его: как тебе имя? И он сказал в ответ: легион имя мне, потому что нас много. И много просили Его, чтобы не высылал их вон из страны той.

Паслось же там при горе большое стадо свиней. И просили Его все бесы, говоря: пошли нас в свиней, чтобы нам войти в них. Иисус тотчас позволил им. И нечистые духи, выйдя, вошли в свиней; и устремилось стадо с крутизны в море, а их было около двух тысяч; и потонули в море.


© Новый завет: Евангелие от Марка

@темы: ©

---

The Cat Piano
МорМор по мотивам одноименного мультфильма

Я вернулся сюда из мест, где выгорала жизнь. Туманы Лондона ― синие, черные, фиолетовые ― охлаждали нервы и приглаживали подпаленную баррикадным огнем шерсть. Воздух здесь казался вязким, насыщенным сотней ароматов, в нем отчетливо дышалось парфюмом, церковным ладаном и приторно-сладким грехом; за все те годы, что я не был здесь, Лондон не изменился ни на йоту, не стал ни спокойнее, ни глуше, он все также был стар и простирал к небу световые марева, когда к нему откуда-то сверху мягко опускалась ночь.

Лондон был далеко от войны, от знойных пустынь Афганистана. Песок до сих пор скребся у меня в легких, я выхаркивал его с дозой столичного пряного табака, к роскоши которого все никак не мог себя приучить. Там, на фронте, мне сулили счастливое возвращение. Они говорили, что в Лондоне для каждого найдется свое место ― но я его не находил. Я прекрасно помню его таким, каким он был еще до призыва ― со множеством бродяг и просящих милостыню на Паддингтоне, больным туберкулезом и наставлениями отца. Воспоминания истлели, а Лондон все стоял, и какая-то старуха, не осмелившись дернуть меня за рукав, протянула ко мне в дряхлых лапах открытую для милостыни шляпу.

Будь у меня выбор, я бы остался на фронте, но выбора мне не представили.




Прошло несколько лет. Я вспоминал Индию. Я многое писал об Индии, о Персии, об Афганистане, говоря то, что ни пустило бы в свет ни одно издательство; признаться, мне было плевать. Для того, кому осталось одно только прошлое, правительство предъявило ко мне слишком много условий. Оно ничего не смогло дать мне взамен. Из открытых дверей джазовых кафе с ночи до утра лилась музыка, и я крепко захлопывал ставни: начинала болеть голова. К началу зимы я не мог заснуть без обезболивающего, мигрени сдавливали виски в перезревшей ноябрьской лихорадке. Ветер нес с Темзы гудки речных судов, саксофон замолкал, на место него вставали скрипка и виолончель, в окнах снова загорались квадратные пятна. С приходом темноты Лондон ускорял свой пульс.

На улицах осталось множество старых клубов с вековыми списками, глубокими креслами, стрекочущими пастями каминов и игорными столами. В один из них я уходил, когда уставал от стен, предпочитая сменять их другими. Там я впервые встретил его; помню, на сцену вышла заправская певичка ― прима элитной эстрады. Она начала петь, и зал погрузился в тишину, а я смотрел за нее, в другой конец зала, я никак не мог понять, что за темнота клубится у стены, но мне казалось, будто я чувствую на себе ее взгляд.

Пение смолкло. Темнота скользнула ко мне и села за стол, достала сигарету из пачки. Я щелкнул зажигалкой, давая прикурить, и тогда, в свете огонька, наконец смог рассмотреть лицо этой загадочной тени.

Ею оказался кот, черный, как смоль, с огромными омутами вместо глаз. Зрачок ненамного сузился от блика, но его глаза словно поглощали свет.

Я защелкнул газ, огонек пропал. Казалось, огонек задушил его взгляд.

― Что Вы делаете здесь? ― поинтересовалась тень.
― Я состою в клубе, если Вы об этом.
― Нет, ― тень улыбнулась, и во мраке сверкнула широкая белая улыбка. ― Вы ведь прекрасно поняли меня, полковник. Что Вы делаете здесь, в Лондоне?
Я молчал.
― Я прекрасно вижу, когда вещи не на своих местах, и уж, тем более, ― когда не на своих местах люди. ― Тлеющий кончик щелчком пальца отправился в пепельницу. ― Они могут быть разными, сколь угодно сильными, сколь угодно жесткими, но видели бы Вы себя со стороны: насколько потерянным Вы кажетесь здесь. Так что, Вы не поделитесь своей маленькой тайной? Не за музыкой же Вы явились сюда?
― Кто Вы такой?
― Не за музыкой… ― смешком повторил незнакомец. ― Я ― Тень, полковник. Обратная сторона Британской Короны. Все вещи ― и даже Корона ― имеют свою тень. Ее не отбрасывают только святые, ну, а Ее Величество отнюдь не святы.
― Это мне известно.
― Я пришел предостеречь Вас. ― Его голос вдруг стал серьезен, и он вновь поднял на меня взгляд; от него вставала дыбом шерсть на загривке, хотелось ощетиниться и зашипеть. ― Вы дали Короне слишком много света. В Ваших книгах ― слишком много правды. Чем ярче свет, тем гуще тень, и Короне это известно. Все яркие огни в Лондоне гаснут. Короне нужен сумрак. Ей нужно пение, чтобы за ним не было слышно плача. Не светите слишком ярко, полковник, а то потушат и Вас.

Его слова не звучали, как угроза, и в них играло столько жажды борьбы и противостояния, что я не видел повода не верить ему. Я догадывался о последствиях и знал то, что может произойти. Я лишь не знал, сколько времени мне еще оставалось; теперь, по его словам, я мог судить, что времени не осталось совсем.

Но я не собирался бросать свои книги. Почему-то я был уверен, что Тень понимал это не хуже меня.

Я спросил его, почему я должен верить Вам?

И Тень ответил, что он мне обязан.




После той короткой беседы я стал замечать множество глаз, смотрящих мне в спину. Они высматривали меня в толпе и поджидали по углам, от них разило щенячьей вонью.

Я снова запахивал ставни, чтобы не слышать пение с улиц, и гасил в окнах свет, а затем садился за печатную машинку, и клавиши сами собой играли у меня под пальцами, чем больше я писал, тем больше во мне рождалось злости. Я хотел отомстить. Я хотел дать Короне столько правды, чтобы ей выжгло глаза.

Это был медленный уход на дно. Я чувствовал, как тону, и в этой глубине ― кругом, нигде ― не было дна. Я слепо глядел вверх ― на гладь, скрывающуюся под толщей, смотрел на потолок, лежа в своей спальне и пуская из легких сигаретный дым. Там, на поверхности, я все еще видел Ее ― ту, которую отняли у меня. Я видел вспышки огней, и вой сирен был для меня слаще, чем голоса всех счастливых лондонских певцов.

Там, в Афганистане, Война умирала у меня на руках. Ее заглушили скандалом, лишили смысла, то, чем я жил все эти годы, обратилось в пустую безликую маску. Если Короне нужно было проиграть ― мы проигрывали. Если Короне нужен был выигрыш ― мы шли и стреляли холостыми. Когда я уезжал из Афганистана, там уже ничего не осталось от Войны. Были лишь прогнившие интриги и разлагающиеся тела тех, кто воевал, думая, что воздает долг ― на деле, служил расходным материалом.

Я писал обо всем, о чем мне довелось узнать, рылся в самых дальних отголосках своей памяти.




А затем голоса с улиц начали затихать.

Помню, ослепленный яростью, я не сразу понял это. Я очнулся лишь тогда, когда тишина зазвенела громче, чем мои мысли. Я вышел на улицу; клубы, рестораны и кабаре стояли пустыми, Темза дышала студеными колкими вихрями.

В тот вечер я в странном одичалом оцепенении бродил по городу. Я видел, как прятались певцы и как тени набрасывались на них, поглощая в ничто. Во мне не было страха, многие из чувств я потерял еще десять лет назад: они были выжжены на мне незримым клеймом, превращавшим жизнь в привычку. Понимание происходящего неслышно скреблось о стенки сознания, но тогда я все еще не понимал.

Вернувшись домой, я нашел конверт у себя на пороге, подтиснутый под щелку двери.

«Вы ведь не за музыкой явились сюда, полковник?», гласила записка, и сомнения исчезли совсем. Тень прислал мне страницы из книги. Схему музыкального инструмента, ужасного в своем средневековье, фортепиано, заменой механической части в котором служили живые коты.

При каждом нажатии клавиши иглы вонзались им в хвост, заставляя кричать.

Теперь каждое слово, сказанное мне Тенью тогда, начинало обретать смысл. На обороте записки, в углу, он написал: «С крыш домов на набережной открывается чудесный вид на Биг-Бен».




А потом стрелки часов начали бить полночь ― и Лондон наполнился воплями. Никогда прежде я не слышал таких криков. Я сбежал с крыльца. Небо над Лондоном озарилось алым мерцающим сиянием. Циферблат часовой башни горел, как глаз Дьявола, и по звукам я мог представить, как с каждым новым ударом курантов сотни иголок впиваются в привязанные истерзанные хвосты.

Я спустился к набережной. Со всех улиц сюда стекались толпы с ружьями и горящими факелами. Впервые за много лет Лондон горел по-другому.

Ни на одной из крыш я не нашел Тени. Но он был прав: отсюда и впрямь был виден весь Вестминстерский дворец. Крик из башни поднимался вверх и метался над рекой раскатистым бегущим эхом. Разъяренная чужой болью толпа текла к аббатству.

― Вы ведь вернулись из Афганистана? ― раздалось позади меня. Я обернулся.
Тень стоял, поглощая весь льющийся на него свет от костров; я видел лишь его силуэт ― и глаза, которые были еще чернее всего исходящего от него мрака.
― Да, я был прав. Вы явились сюда не за музыкой. Вы явились сюда за местью, потому как месть ― залог истинной войны, а кто, как не Вы, знает толк в войнах. ― Как и тогда, он улыбнулся мне, сверкнув рядом острых зубов, и добавил, уходя. ― Идемте, полковник. Я покажу Вам много войн.

Еще около минуты я стоял и смотрел на пожар, на дерущихся, на Лондон. Тень дал Короне слишком много правды, и свет превратился в огонь. В этом огне я видел всю правду и всю свою злость, которая, наконец, усмирела, заурчала, улегшись где-то под сердцем.

И я пошел за ним.

Спасибо за "Кроличью нору" :]

@темы: Sherlock BBC, MorMor, Fanfics

---

08.06.2013 в 02:45

Пишет  giarossin:

«За синие горы, за белый туман»
фэндом: МорМор
персонажи: демоны
категория: сказки

far over the misty mountains cold...

Far over the misty mountains cold
To dungeons deep and caverns old.
We must away, ere break of day,
To find our long-forgotten gold.

Волки вдали воют, поют, воюют пением со вьюгой. На изнанке горячих век Джим видит стаю, и та мягкой поступью держит их след. Он заговорил бы с ними, ведь когда-то (всё ещё) помнил волчий язык, но не может пошевелить своим.
Горный ветер гонит перед Себастьяном густые потоки белых хлопьев. Холод, вьюга, снег — у них большая компания проводников. Моран не заговаривает с ними, и они не мешают идти.
Моран не чувствует ничего, кроме налитого жаром тела в своих тяжелых руках. Теплое и липкое из раны на темени Джима, свернувшееся в волосах под шапкой из грубой шерсти, сочится в крепкую перемерзлую ладонь.
Джим знает, у Морана — сила этих столетних деревьев ирландских лесов, тысячелетней тьмы между их стволами и ветвями. Тьма разверзает высокие стены с четырех сторон света. Все четыре — северные.

Они идут домой. Идут, а не возвращаются, туда, где раньше никогда не были.

Тьма поет голосами своих мертвецов, пропавших без вести, балладами из глубин заброшенных гробниц, утерянными в огне и порохе легендами. Черные демоны в разбитой голове шепчут ей в такт, тянутся к ней детскими маленькими руками, рвутся с поводков и стекают кровью сквозь пальцы Морана.
Мы найдем дорогу обратно, — зачем-то хрипло сообщает Джим, голос рвется в сухой глотке.
Мы всегда найдем дорогу, — договаривает за него ветер, — по хлебным крошкам, по пустившим корни в лед красным растениям. Вот увидишь, из крови черных демонов распускаются самые красивые цветы, Моран.
Вот увидишь.

За ними по пятам крадется ночь, кроет, глушит все вокруг тишиной.
С каждым шагом Моран увязает всё глубже в бесцветную трясину. Не трудно, не тяжело — все так, как и должно быть.
Джим ему верит. Но отдохнуть все-таки надо. Зубы, говорит, окаменели, крошатся.
Лечь в снег, — шепчет Джим в бреду, вжимаясь полным ртом колючих камней в открытую шею полковника, а метель продолжает бормотать за него, — уютно укрыться под боком смерти, поспать несколько дней и пойти дальше. Уже по ту сторону стен, вливаясь в тамошних бесов, выливая из себя прежних. Вот увидишь, Моран, из крови белых демонов прорастают самые сказочные призраки.
Вот увидишь.

Моран молчит и не останавливается. Холод забирается в него внутрь через раскрытые навстречу слепоте глаза. Плотная кора снега вяжет каждый глубокий шаг, хватается за колени, держит. У незрячего духа полей нет вековой силы, зато есть подземные воины.
Оркестр тьмы выбивает ритм далекими выстрелами, звоном железа, мечей, бряцаньем доспехов, стальными диезами клинков. Белые демоны в глазах щетинятся, мечутся, рычат, корчатся в унисон. Бурая кровь на ладони под безумной головой стягивает кожу, чтобы с хрустом отслоиться вместе с ней.

Моран начинает тихо, низко петь. О далеких горах, средиземных расах, средневековых смертях, свирепых драконах, подземных сокровищах, о тумане, который как саван.
Джиму бы спать, скрючившись на его руках в своей заледенелой горячке, но он, зашитый-перешитый болью, упрямо чувствует. И слушает.
И видит.
Кровь остывает по капле, и Джим вжимается в Морана сильнее, судорожней. Цепляется за толстую ткань куртки, пытаясь пробраться поближе к груди, туда, где всегда тепло, вечно горит.
Страхи Джима — змеи, ползающие под его кожей, вьющиеся меж костей. Себастьян ловит его отчаяние посреди лопаток — давит широкой ладонью, душит ползучую тварь, двумя пальцами сворачивает ей шею.
Оттаивающая рука мягко накрывает раненые виски, гладит чело, и тьма рвано утихает, захлебывается, давится своим адом.
Всё хорошо, Джим. Мы идем домой.
Вот увидишь.

Джим чувствует, и слушает, и видит. И верит.

И волки, подпевая, следуют по пятам незримой защитой.

The pines were roaring on the height,
The winds were moaning in the night.
The fire was red, it flaming spread;
The trees like torches blazed with light.

@темы: Sherlock BBC, MorMor, Fairytales

---

Есть люди, словно занозы, и города как раковые опухоли,
Да так, что лишь два пальца в рот - и приятного времени провождения.

Мне бы ваши предрассудки,
Кривые зажимки, больные улыбки и свет потемневший под усталыми веками;
Железные нервы, стальные сосуды, в кровь избитые руки и слепые глаза.
Есть люди, живее свободных и настежь открытых, с вплетёнными перьями наперебой в прядях цветных волос.
Для мёртвых не строят дорог, не ставят новых чертогов, границ, преград, врагов и уловок.
Для них пишут легенды и письма без адресата, со словами уже давно изжитыми, пройденными.
Мне бы ваши песни за явь,
Да так, чтобы переломно насмерть - за долгую жизнь и навеки бороться.
Для смертников не запасают носилок,
Для пушечного мяса не шепчут робких молитв, не дают оберегов "на_удачу".
Вас всех разом с почестями провожали в последний путь, и в братской могиле забыли.
Героев же несут на щитах.

© monochrome

@темы: ©

---

We're gonna get through this. You and me.

В этот раз все начинается с Misty Mountains, темноволосой головы в руках Морана, Морана, несущего полуживого Джима на руках. Голова Джима в руках Морана — нечто сокровенное, интимное, личное. Эту деталь он кинул мне в затылок. Больно прилетела и приятно легла в руку. А потом Colonel сказал:
— После стен МИ-6 Джим явно получил новую нотку сумасшествия.

У Джима слезы — неосмысленные, разрыв на мелочах.

Могли бы быть причиной прикосновения чужих людей?

Так давно работает пунктик про прикосновения, своя непристроенная деталь. И тут ты видишь: можно объединить, деталь к детали, зубцы к зубцам. Закрутится одно — и дальше, как цепная реакция. И вот — новый сектор, и у ракеты новое крыло.

Далее скопировано из диалога:

•

О сущности прикосновений.

Почему я не думаю касательно прикосновений, не уверен. Потому что сами по себе прикосновения ничего не значат, важно то, что вкладывается в них самих, это язык тела, который Джим неосознанно читает, и ему мерзко читать то, что обычно закладывают люди в жесты, именно поэтому он так терпеть не может прикасаться к ним. То есть, в рукопожатиях он видит лживость, подоплеки, о которых даже не идет речи, и то, что его отталкивает в первую очередь — это сальный примитивизм, сальные улыбки, игры, которые он сам давно уже перерос. Но, думаю, Джим был бы не против пожать руку Майкрофту.

Джим в конце пожимает Шерлоку руку. Но это настолько пропитано иронией, что воспринять это прикосновение серьезно, кажется, тяжело даже самому детективу. Он как-то не верит в то, что Джим ему протягивает руку, неуверенно пожимает ее в ответ, а Джим просто смеется над ним, уже одним этим жестом. Это как старому закореневшему профессионалу подыграть новичку, дав ему выиграть и тем самым выставив его шутом.

И почему я в таком мерзостном контексте не вижу прикосновения в МИ-6. Потому что они не несут ничего, что могло бы скрываться под маской. Они несут лишь прямой смысл — насилие, над которым Джим смеется. Это нагое, обличение, отсутствие каких бы то ни было масок. Голое средство, которое Джим не воспринимает как средство против себя.

Подкосить его, думаю, в гораздо большей степени может то, что Майкрофт на фоне этого насилия зацепил в нем что-то, что сделало Джима в какой-то момент уязвимым. Майкрофт вычленит в нем какую-то слабость, в которой Джим ни за что не признался бы себе сам, Холмс просто подцепит ее коготком, вытянет наружу, а потом, по ней — по этой слабости — будут бить. И перед тем, как Джим снова затолкает это себе во внутрь, под броню, пройдет какой-то промежуток времени.
Он не захочет себе признаться в том, что это было. Потому что это минипроигрыш. Но оно все равно будет болеть и саднить, и Джим не сможет осознать, что именно болит, потому что первый путь к излечению — это признание боли, а Джим не хочет и не собирается ее принимать.

•

О не принимаемых слабостях.

Я думаю, этой слабостью могла стать идея, что все, сделанное руками Мориарти, не имеет смысла. Он живет ради игры, моментом, но моменты иссякают, и Джим обречен их вырабатывать сам, жить, придумывая себе врагов.

У Стругацких хорошо было об этом:

...И я, в общем, понимаю, почему это с тобой происходит. Где-то в подсознании у тебя сидит идейка, что любая сверхцивилизация — это все-таки цивилизация, а две цивилизации всегда сумеют между собой как-то договориться, найти некий компромисс, накормить волков и сохранить овец... И уж в самом худшем случае — сладко покориться этой враждебной, но импозантной силе, благородно отступить перед противником, достойным победы, а там — чем черт не шутит! — Может быть и получить
награду за свою разумную покорность... Не выкатывай, пожалуйста, на меня глаза. Я ведь говорю: это у тебя в подсознании. И разве только у тебя? Это же очень, очень человеческое. От бога отказались, но на своих собственных ногах, без опоры, без какого-нибудь костыля стоять еще не умеем. А придется! Придется научиться. Потому что у вас, в вашем положении не только друзей нет. Вы до такой степени одиноки, что у вас и врага нет! Вот чего вы никак не хотите понять.

Первое: Это же очень, очень человеческое. Джим не любит отождествлять себя с людьми.
Второе: Вы до такой степени одиноки, что у вас и врага нет!

Боль, которая раньше имела смысл, ее теряет. Игра с Холмсом, ради которой Джим и попадает туда, тоже теряет смысл. Все, что делается им, обесценивается в мозгу, это похоже на медленное отмирание клеток и его самого.

Единственное, что у него остается и что действительно имеет смысл — это Моран, поэтому Джим так цепляется за него в истерике потом. А тот держит его, держит его темноволосую безумную голову и поет ему Misty Mountains.

•

О степенях свободы.

Джим. Джим Мориарти. В зеленых лугах Ирландии, где дышится спокойнее, чем в Лондоне. Джим смотрит в небо и впервые принимает спокойствие, которое не переносит, о котором уже почти забыл. И в какой-то момент он не может понять, почему уехал отсюда, никак не может вспомнить, хотя когда-то причина была для него очевидна. Сейчас уже слишком поздно, чтобы возвращаться. В нем будто перестроилась вся молекулярная цепь, стала абсолютно адаптирована под тлеющий Лондон со смрадным запахом дизеля и нечистот Темзы. Он понимает, что если останется здесь, то просто погибнет, задохнется от рухнувшей на него свободы.

Или в сказках, которые разрастутся в своей природной среде до чудовищных размеров и поглотят его, говорит Colonel.

Тени и образы, ползущие по закатному небу.

В Джиме сокрыта невиданная более ни в ком сила созидания, которая в рамках тесного жалкого мирка превращается в силу разрушения, потому что создаваемое им рушит стены привычных границ. А еще ее так много, что она разрушает его самого. Поэтому Джиму нужна окантовка. Ему нужен Лондон. Лондон-окантовка. Что-то, что будет гореть, но никогда не сгорит.
Моран и Лондон — две вещи в его жизни, которые будут гореть, но никогда не сгорят.

Моран в Лондоне, Лондон в Джеймсе, Джеймс в Лондоне.

@темы: Sherlock BBC, MorMor

---

Зубная Фея довольно скалилась беззубым ртом, держа на ладони перепачканные алым молодые зубки. Как она любила эти зубки, как она любила маленьких детишек, у которых их забирала.
И Анночка тихонько плакала в уголке, зажав рот себе ладонью. У нее во рту не осталось ни одного зубика, и кровь лилась сквозь бледные пальчики, капала на ночную рубашку, и Анна смотрела воспаленными глазами, как эта странная женщина подцепляет зуб коготками, широко раззевая свою пасть. Анна смотрела на то, как Фея впихивает ее зубки себе в десны и как они остаются там кривыми белесыми пеньками.
Просто Зубные Феи тоже хотят улыбаться.

@темы: Fanfics, Fairytales

---

— О-ля-ля! Это печеночный паштет особого калибра! Намажьте на фарфор, дорогая. Вы чувствуете? Он стал хрустеть на герц громче!
Алисе никогда не нравился печеночный паштет, но она боялась обидеть друга-Шляпника, в последнее время он ходил очень понурый, доставая своим огромным носом чуть ли не до самой земли, так что теперь она размеренно хрустела фарфором, улыбаясь Шляпнику кровавым разорванным ртом.
— Но ведь признайте! Отменный, дорогая, отменный, неземной вкус!
— О, как Вы правы! — улыбалась Алиса в ответ и продолжала хрустеть.
Она просто терпеть не могла треклятый печеночный паштет.

@темы: Fanfics, Fairytales

---

С этого начиналось все самое лучшее за последние несколько лет.
Сегодня это задает мне сутки. Пересматривать. Вечно.

@темы: Visual, Fairytales

---

Здравствуйте, мистер Джекилл.
Позовите, пожалуйста, к телефону мистера Хайда.
Здравствуйте, мистер Хайд.
Позаботьтесь, пожалуйста, о мистере Джекилле.
Сегодня у него депрессивно когнитивный резонанс.
Дайте ему две таблетки валиума и стакан хлорированной воды.
Переведите стрелки на его часах. А еще подмените листы на календаре.
Пусть он думает, будто сегодня ноябрь.
Вы знаете, мистер Хайд, мистер Джекилл очень любит ноябрь.

@темы: Fanfics, Fairytales