От простуды оправился Лондон почти, но дрожат анемичные руки –
Банка свежей лазури, свалившись с небес, разлилась. Без стыда измарала
Пресный полдень, холодные крыши домов, мелким крапом упала на брюки,
Отразившись от луж, что исчезли почти, не стерпев лучевого накала;

Солнце гладит затылки нелепых людей – отвлекает, чтоб впиться в глазницы
Жгучим когтем своим и оставить тавро. По окружности выжечь «болваны».
Шаг. Другой. Эй, полковник, взгляни-ка на нас – по проулкам туманной столицы
За весной по пятнам двое первых идут. Позабыв про вселенские планы,

Скалят зубы в улыбке почти-что-живой и смеются почти-натурально,
Пусть не за руки, пусть друг от друга на шаг, но так тесно, как только возможно.
Этот город спросонок не помнит о нас; для него все вокруг пасторально-
Безмятежно. А мы... Пару дней тишины - и взорвем эту скуку безбожно,

Но потом. Не сейчас. Мне сейчас не с руки разрезать по кусочкам картину.
Слышишь? Ветер призывно скулит в проводах. Он запутался - вот бестолковый;
Со шнурами смешавшись, в косицу сплетясь, выпрядает свою паутину,
А лучи – по плечам и к макушке, наверх. Греют – даром что темноголовый.

Мир не знает, что мы разрушаем его. Для него все равны... как для смерти.
Он встает – мы уже наточили ножи; он под тихий их лязг засыпает.
Но сегодня... не так. Все в чехлах, по углам. Приутихли, попрятались черти.
Мы идем. Мы живем. Мы – почти-как-они.
И над Лондоном
Солнце
Бывает.