08.06.2013 в 02:45
Пишет giarossin:«За синие горы, за белый туман»
фэндом: МорМор
персонажи: демоны
категория: сказки
far over the misty mountains cold...Far over the misty mountains cold
To dungeons deep and caverns old.
We must away, ere break of day,
To find our long-forgotten gold.
Волки вдали воют, поют, воюют пением со вьюгой. На изнанке горячих век Джим видит стаю, и та мягкой поступью держит их след. Он заговорил бы с ними, ведь когда-то (всё ещё) помнил волчий язык, но не может пошевелить своим.
Горный ветер гонит перед Себастьяном густые потоки белых хлопьев. Холод, вьюга, снег — у них большая компания проводников. Моран не заговаривает с ними, и они не мешают идти.
Моран не чувствует ничего, кроме налитого жаром тела в своих тяжелых руках. Теплое и липкое из раны на темени Джима, свернувшееся в волосах под шапкой из грубой шерсти, сочится в крепкую перемерзлую ладонь.
Джим знает, у Морана — сила этих столетних деревьев ирландских лесов, тысячелетней тьмы между их стволами и ветвями. Тьма разверзает высокие стены с четырех сторон света. Все четыре — северные.
Они идут домой. Идут, а не возвращаются, туда, где раньше никогда не были.
Тьма поет голосами своих мертвецов, пропавших без вести, балладами из глубин заброшенных гробниц, утерянными в огне и порохе легендами. Черные демоны в разбитой голове шепчут ей в такт, тянутся к ней детскими маленькими руками, рвутся с поводков и стекают кровью сквозь пальцы Морана.
Мы найдем дорогу обратно, — зачем-то хрипло сообщает Джим, голос рвется в сухой глотке.
Мы всегда найдем дорогу, — договаривает за него ветер, — по хлебным крошкам, по пустившим корни в лед красным растениям. Вот увидишь, из крови черных демонов распускаются самые красивые цветы, Моран.
Вот увидишь.
За ними по пятам крадется ночь, кроет, глушит все вокруг тишиной.
С каждым шагом Моран увязает всё глубже в бесцветную трясину. Не трудно, не тяжело — все так, как и должно быть.
Джим ему верит. Но отдохнуть все-таки надо. Зубы, говорит, окаменели, крошатся.
Лечь в снег, — шепчет Джим в бреду, вжимаясь полным ртом колючих камней в открытую шею полковника, а метель продолжает бормотать за него, — уютно укрыться под боком смерти, поспать несколько дней и пойти дальше. Уже по ту сторону стен, вливаясь в тамошних бесов, выливая из себя прежних. Вот увидишь, Моран, из крови белых демонов прорастают самые сказочные призраки.
Вот увидишь.
Моран молчит и не останавливается. Холод забирается в него внутрь через раскрытые навстречу слепоте глаза. Плотная кора снега вяжет каждый глубокий шаг, хватается за колени, держит. У незрячего духа полей нет вековой силы, зато есть подземные воины.
Оркестр тьмы выбивает ритм далекими выстрелами, звоном железа, мечей, бряцаньем доспехов, стальными диезами клинков. Белые демоны в глазах щетинятся, мечутся, рычат, корчатся в унисон. Бурая кровь на ладони под безумной головой стягивает кожу, чтобы с хрустом отслоиться вместе с ней.
Моран начинает тихо, низко петь. О далеких горах, средиземных расах, средневековых смертях, свирепых драконах, подземных сокровищах, о тумане, который как саван.
Джиму бы спать, скрючившись на его руках в своей заледенелой горячке, но он, зашитый-перешитый болью, упрямо чувствует. И слушает.
И видит.
Кровь остывает по капле, и Джим вжимается в Морана сильнее, судорожней. Цепляется за толстую ткань куртки, пытаясь пробраться поближе к груди, туда, где всегда тепло, вечно горит.
Страхи Джима — змеи, ползающие под его кожей, вьющиеся меж костей. Себастьян ловит его отчаяние посреди лопаток — давит широкой ладонью, душит ползучую тварь, двумя пальцами сворачивает ей шею.
Оттаивающая рука мягко накрывает раненые виски, гладит чело, и тьма рвано утихает, захлебывается, давится своим адом.
Всё хорошо, Джим. Мы идем домой.
Вот увидишь.
Джим чувствует, и слушает, и видит. И верит.
И волки, подпевая, следуют по пятам незримой защитой.
The pines were roaring on the height,
The winds were moaning in the night.
The fire was red, it flaming spread;
The trees like torches blazed with light.
фэндом: МорМор
персонажи: демоны
категория: сказки
far over the misty mountains cold...Far over the misty mountains cold
To dungeons deep and caverns old.
We must away, ere break of day,
To find our long-forgotten gold.
Волки вдали воют, поют, воюют пением со вьюгой. На изнанке горячих век Джим видит стаю, и та мягкой поступью держит их след. Он заговорил бы с ними, ведь когда-то (всё ещё) помнил волчий язык, но не может пошевелить своим.
Горный ветер гонит перед Себастьяном густые потоки белых хлопьев. Холод, вьюга, снег — у них большая компания проводников. Моран не заговаривает с ними, и они не мешают идти.
Моран не чувствует ничего, кроме налитого жаром тела в своих тяжелых руках. Теплое и липкое из раны на темени Джима, свернувшееся в волосах под шапкой из грубой шерсти, сочится в крепкую перемерзлую ладонь.
Джим знает, у Морана — сила этих столетних деревьев ирландских лесов, тысячелетней тьмы между их стволами и ветвями. Тьма разверзает высокие стены с четырех сторон света. Все четыре — северные.
Они идут домой. Идут, а не возвращаются, туда, где раньше никогда не были.
Тьма поет голосами своих мертвецов, пропавших без вести, балладами из глубин заброшенных гробниц, утерянными в огне и порохе легендами. Черные демоны в разбитой голове шепчут ей в такт, тянутся к ней детскими маленькими руками, рвутся с поводков и стекают кровью сквозь пальцы Морана.
Мы найдем дорогу обратно, — зачем-то хрипло сообщает Джим, голос рвется в сухой глотке.
Мы всегда найдем дорогу, — договаривает за него ветер, — по хлебным крошкам, по пустившим корни в лед красным растениям. Вот увидишь, из крови черных демонов распускаются самые красивые цветы, Моран.
Вот увидишь.
За ними по пятам крадется ночь, кроет, глушит все вокруг тишиной.
С каждым шагом Моран увязает всё глубже в бесцветную трясину. Не трудно, не тяжело — все так, как и должно быть.
Джим ему верит. Но отдохнуть все-таки надо. Зубы, говорит, окаменели, крошатся.
Лечь в снег, — шепчет Джим в бреду, вжимаясь полным ртом колючих камней в открытую шею полковника, а метель продолжает бормотать за него, — уютно укрыться под боком смерти, поспать несколько дней и пойти дальше. Уже по ту сторону стен, вливаясь в тамошних бесов, выливая из себя прежних. Вот увидишь, Моран, из крови белых демонов прорастают самые сказочные призраки.
Вот увидишь.
Моран молчит и не останавливается. Холод забирается в него внутрь через раскрытые навстречу слепоте глаза. Плотная кора снега вяжет каждый глубокий шаг, хватается за колени, держит. У незрячего духа полей нет вековой силы, зато есть подземные воины.
Оркестр тьмы выбивает ритм далекими выстрелами, звоном железа, мечей, бряцаньем доспехов, стальными диезами клинков. Белые демоны в глазах щетинятся, мечутся, рычат, корчатся в унисон. Бурая кровь на ладони под безумной головой стягивает кожу, чтобы с хрустом отслоиться вместе с ней.
Моран начинает тихо, низко петь. О далеких горах, средиземных расах, средневековых смертях, свирепых драконах, подземных сокровищах, о тумане, который как саван.
Джиму бы спать, скрючившись на его руках в своей заледенелой горячке, но он, зашитый-перешитый болью, упрямо чувствует. И слушает.
И видит.
Кровь остывает по капле, и Джим вжимается в Морана сильнее, судорожней. Цепляется за толстую ткань куртки, пытаясь пробраться поближе к груди, туда, где всегда тепло, вечно горит.
Страхи Джима — змеи, ползающие под его кожей, вьющиеся меж костей. Себастьян ловит его отчаяние посреди лопаток — давит широкой ладонью, душит ползучую тварь, двумя пальцами сворачивает ей шею.
Оттаивающая рука мягко накрывает раненые виски, гладит чело, и тьма рвано утихает, захлебывается, давится своим адом.
Всё хорошо, Джим. Мы идем домой.
Вот увидишь.
Джим чувствует, и слушает, и видит. И верит.
И волки, подпевая, следуют по пятам незримой защитой.
The pines were roaring on the height,
The winds were moaning in the night.
The fire was red, it flaming spread;
The trees like torches blazed with light.
URL записи