здесь люди ночью разрушают город,
чтобы днем его долго выстраивать,
а следующей ночью снова сжечь
Во мне умирает утопист и воскресает повседневная Джейн Лейн. И самое яркое ощущение после Битвы — это неистовое, какое-то прям ненормальное желание рисовать. У меня теперь челлендж на каждый день. По рисунку на каждую пару. И я рисую на гистологии, на химии, на физике, где только не — потом, чую, мне это откликнется в троекратном размере. Оно, в общем-то, уже начинает, и я с трепетом жду дня, когда мое «почти не спать» из «почти» превратиться в «совсем».
Но здесь не о грустном. Здесь о стране вечеринок с Многогранником вместо диско-шара и мычащими быками вместо unicorns. Нам, горхонцам, единороги не нужны. У нас свои рога и копыта.
Тащить сюда что-то не имеет смысла (хотя бы потому, что утащить хочется много и явно не свое). Но вот из своего у меня, пожалуй, любимой останется эта штучка. Тут ет самое... Как написали в комментариях, «кофе». Но это не кофе, это — авторитетно заявляю как художник, который видит, — красные кровяные тельца.
И Данковский.
Данковскому идет красное, как терновый венец Христу.